За два дня, что прошли с переустановки ловушки, на поляне никто не появился. Я не то, чтобы был как-то удивлен или разочарован, просто думал, что через такое проходное место обязательно кто-нибудь пробежит. Даже без приманки.
Ну, ладно. Вы хотите приманок? Их есть у меня! И в изобилии. В магазине Ашан, который я посещаю после каждого визита на работу, продается отличный собачий корм. И кошачий. То есть, на самом деле я не знаю, насколько он отличный, не довелось как-то испробовать. Но корм очень дешевый, так как продается под ашановским брендом. И воня… благоухает настолько сильно, что я его своим гайморитным обонянием слышу издали.
Корм проверен в деле – прошлое зверье я подманил именно на него. Но теперь я несколько модернизировал приманку – добавил корм для кошаков. Собачьи подушечки я закапываю в землю, а кошачьи зерна просто рассыпаю на поляне. Ну, и соль высыпаю на какой-нибудь пень. Вдруг лось пожалует? Солонец/лизунец так и не купил, поэтому сыплю от души – авось хоть часть дождем не смоет.
Я положил в рюкзак по четыре пакета корма каждого вида и три что ли пачки соли. Еще взял оставшиеся две маскировки для камеры (сосновую и березовую) и полный набор повседневной клади – панаму с сеткой, футболку, Thermacell, плащ-палатку для велика, ПНВ, кое-какие инструменты, хавчик с чаем и т.п. Рюкзак вышел настолько тяжелый, что я его даже с первого раза вскинуть не смог – чуть из рук не выпал. На плечах поначалу не особо ощущался, но когда я вспрыгнул на велик, тот так жалобно скрипнул, что я испугался, как бы что не сломалось в пути.
Маршрут выбрал такой, чтобы подъехать на велике как можно ближе – как раз через те карьеры, где на меня напал адский пес Мановар. После дождей я той дорогой еще не ездил, но так как вокруг все высохло, рассудил, что должно высохнуть и там. Тем более, самая грязь не в лесу, а на открытом месте.
По факту не высохло вообще ничего. Стоило мне отъехать на пару десятков метров от платного пруда, как я попал в такое месиво из грязи и глины, что моментально облепил этой субстанцией колеса, а также и ботинки, когда пару раз потерял равновесие из-за заносов. Тормоза, цепь, трансмиссия – все было обильно залеплено глиной. Даже возвращаться назад и ехать другой дорогой уже не было смысла – сильнее запакоститься просто невозможно!
Я еще надеялся, что грязища кончится после карьеров. Какой там! Из оставшихся двух километров я проехал от силы метров четыреста – все остальное расстояние катил велик на руках или даже тащил его на весу. Выехав, наконец, на высоковольтку, с четверть часа отмывал велосипед в относительно чистой луже и как мог вычистил обломком ветки глину из механизмов.
К сожалению, дальше проехать было нельзя. Так что я спрятал велик, и пошел скакать через ручьи. Спрятал хорошо, попробуйте найдите:
Мысль о возвращении домой через это месиво приводила меня в дрожь. Я решил выйти к другой подъездной точке, пусть до нее надо было катить велосипед на руках километра три. Но хоть по чистой тропке, а местами может и верхом получится.
Стоило мне превратиться из велосипедиста в пешехода, рюкзак стал заметно тянуть вниз. Тем не менее, я успешно добрался до поляны с камерой и даже не поскользнулся на жердочках, перекинутых через ручей.
Тут возникла дилемма. С одной стороны, хотелось пройти по дороге дальше к болоту и посмотреть, что там делается. С другой – рюкзак реально оттягивал плечи. Я мог, конечно, выложить часть груза и пойти налегке, но что тогда делать, если попадется еще более перспективное место? Опять бегать туда-сюда?
Решил пойти с полным рюкзаком. Когда отошел на километр, спохватился и выругался на весь лес – надо было и камеру тогда снять, все равно же перевешивать! Так что побегать в случае чего придется.
Дорожка петляла, разветвлялась. Я старался не удаляться от речки. Нельзя сказать, что мне не попадались полянки – там зверья толпы, судя по следам. Но эти полянки либо были значительно меньше, либо на них присутствовали низкие ветки, кусты и другие предметы, закрывающие обзор. А главное, постепенно ухудшалась связь.
В одном укромном уголке нашел даже кости. То ли охотники раздербанили зверя прямо на месте, а может зверь и сам помер от старости или болезни. Вот эти кости. Не знаю, кому они принадлежат, но вроде не человеку:
Под конец дошел до болота, из которого вытекает наша речка. Там рыли мелиорационные канавы (целая сеть этих канав), проложили бетонные трубы, сделали мостики, так что удалось пройти. Та же топь, что на фотках из прошлой заметки, только с высокой ярко-зеленой травой, прогалинами открытой воды, камышами и лосиной мошкой. Там, на берегу, я нашел вообще идеальное место для наблюдения. Водопой – ни больше, ни меньше! Ценность места доказывали гильзы, тут и там проглядывающие на сухих местах и кочках.
Но, увы… Увы, телефон ловил только экстренную связь. Хоть карта покрытия Билайна и уверяет в гарантированном покрытии 2G и 4G. Да-да, блажен, кто верует. Я мог, конечно, повесить камеру и без связи. Но так неинтересно! Хочется мониторить активность зверья в реальном времени! Я не высидел и недели, как стал бы бегать туда регулярно. Плюс, само местечко такое, что сегодня ты прошел, а завтра разлило настолько, что впору плот сооружать.
Значит, первоначально выбранная поляна, пожалуй, будет предпочтительнее. Испытав немалое облегчение, что не придется возвращаться и переносить камеру, я вылез из болота и пошел к своей площадке. Дошел до нее уже не на втором дыхании, а наверное, на каком-нибудь шестом, шатаясь под тяжестью рюкзака. Ну, думаю, все. Сейчас корм закопаю и поскачу домой налегке! Знал бы я, что меня ждет дальше:)
Подойдя к ловушке, убедился, что она на месте, и с ней все в порядке:
Жалко было терять такое зловещее скрюченное дерево на заднем плане, но ракурс был не очень удачный. Кроме того, на закате солнце давало бы кучу ложных срабатываний. Ловушку надо ставить так, чтобы солнце не светило в нее напрямую.
Демонтировав камеру, перенес ее на изначально намеченное дерево. Там стояли березки, моя березовая маска сливалась с ними полностью. Однако, для установки подходило самое тоненькое дерево. Когда я закрепил на нем ловушку, понял, что маску будет заметно с дороги. Пусть на саму поляну вряд ли кто зайдет, но по дороге наверняка ходят, и угловатое утолщение на тонком стволе сразу бросится в глаза.
К счастью, там были еще подходящие деревья. Я привинтил кронштейн на новое дерево и здорово озадачился – какую же повесить маску? Дело в том, что это была береза, но… коричневого цвета! Если обычная береза белая с черными полосами, то эта была темная. Не какая-то там больная – толстое высоченное дерево, ни одной сухой ветки, но только береста не белая, а коричневая. Я посмотрел на другие деревья. Те три березки, на которые я хотел изначально повесить ловушку, были обычные – белые. Но они стояли практически на дороге, с краю поляны. По мере приближения к центру, березы приобретали сначала красноватый отлив, а потом становились коричневыми. Они сливались с остальными деревьями. То, что это все-таки березы, можно было понять лишь по силуэту и листьям, или, подойдя в упор, по фактуре коры. Возможно, тут выходил на поверхность какой-то минерал. Не из-за него ли кабаны настолько прошерстили поляну, совершенно не обратив внимание на прилегающую местность? Не знаю.
Березовая маска к этой коричневой березе не подошла от слова совсем. Издали смотрелась, как будто лист бумаги к дереву прицепили. Примерил сосновую и универсальную. Сосновая оказалась темновата, а вот универсальная пришлась в самый раз. Пусть у ее коры совсем другая фактура, но это заметно лишь в упор при хорошем освещении. Знал бы, что так выйдет, не стал тащить на своем горбу остальные маски. В общем, получилось так:
И еще раз со вспышкой:
При свете вспышки видно разницу, но на самом деле с двух шагов она неразличима. У березы тоже рос молодняк, я запихал пару веток по сторонам маски. Вспышка так высветила листья, как будто сквозь них все видно. Но листья отлично закрыли прямые линии маски, и она стала реально незаметной. Надо было знать, что она висит именно в этой точке, чтобы ее обнаружить – случайный взгляд скользил мимо, не задерживаясь.
Время поджимало, опять по сторонам кто-то начал с треском шуровать. Я в темпе вытряхнул рюкзак, совком накопал несколько десяток лунок (спасибо кабанам – постарались так, что рыть было не сложнее, чем в песочнице) и всыпал в каждую горсточку собачьего корма. Присыпал землей. Но это больше от людей – чтобы не было заметно, что кто-то тут зверье прикармливает. Подушечки корма светлые и достаточно крупные – видно издалека. Ну, а кошачьи «зерна» совершенно не выделяются на фоне земли. Их я, как заправский сеятель, равномерно рассыпал по всей поляне.
Подходящий для соли пень я обнаружил лишь за пределом дальности камеры. В общем-то, не страшно. Тогда, в мае, я еще дальше соль сыпал – лосяра все равно мимо ловушки проходил. Это там, в буреломе. А тут ему такая шикарная площадка для подхода! Он же не дурак – сквозь крапиву и кусты в обход ломиться.
Ладно. Вроде все. Камера работает – получил пару писем с фотками. Пора уносить ноги, пока самого не схарчили. Уже темнеет, надо успеть ручей засветло перескочить.
Я накинул на плечи показавшийся мне невесомым рюкзак и быстро засеменил по дороге к просеке. Начал прикидывать – так, ручьи и лужи обойду, возьму велик и двину по просеке до газовой станции. Ну, а оттуда до дома полчаса. Дорогу наизусть знаю, могу без ПНВ пройти – вырубок с кабанами по пути не будет. Значит, в девять пересеку высоковольтку, до десяти могу успеть домой. Мои еще не лягут, поболтаем, потом пивка…
Ага! Не тут-то было! Только я дошел до ручья, сзади раздался треск. Я машинально похлопал в ладошки, положил руку на кобуру. Оглядываюсь – метрах в тридцати человеческий силуэт. «А, человек!» — сказал я в полголоса и пошел прыгать по жердочкам. Благополучно перепрыгнув, слышу:
– Извините, я этой дорогой на станцию выйду?
– Ну, да, выйдете. Не совсем на станцию, на улицу местного лесничества, но там до станции рукой подать.
– Да, да, знаю лесничество! Значит, мне вот так прямо и идти?
– Ага. Это просека от бывшей высоковольтки. Такая на три провода была раньше.
– Да, помню… Хороший ориентир… Все разломали…
– На металлолом, наверное. Там дальше – я показал рукой назад – километров через пять, еще остались опоры. Хожу иногда на них посмотреть…
– И она так прямо и идет до лесничества?
– Нет, через полтора километра она заворачивает за восток, а еще метров через двести опять поворачивает на юг. По ней надо дойти до газовой станции – услышите ее издали, звук такой характерный. Как поравняетесь со станцией, выходите по тропинке к ней, и там уже накатанная грунтовка до лесничества.
– Ох ты… Я ж не увижу… Сейчас-то уже вижу плохо…
Человек подошел, и я рассмотрел его. Дедулечка, лет семидесяти с лишним. Одет просто, если не бедно. В руках длинная палка и пакет. Высокий, худой, жилистый. По виду из местных, но говорил очень правильно, грамотно. И ни разу от него нехорошего слова не услышал. Хотел дать ему руку, чтобы помочь перейти через ручей – отказался. «Нет, нет, я сам!» И, опираясь на палку, ловко перешел жердочки, ни разу не потеряв равновесия.
Разговорились. Выяснилось, что пошел за грибами, но увлекся (а как не увлечься, если они то и дело попадаются) и не уследил за временем. Спохватился, когда солнце стало заходить. И бегом – ну, насколько мог – обратно.
– Разрешил себе поспать подольше, вышел поздно – и вот результат. А не поленился бы, давно уже дома был!
– А вы далеко ходили?
– Да вот, не знаю, как сказать. В прошлом году вырубили деревья…
– За сторожкой?
– Ну, да. У меня там ориентир был – сосна такая и пень рядом. Вот от него если пройти еще километра полтора, там две березы будут – одна на другую склонилась. Там я сворачиваю в сторону Шатуры…
– А, это до горелого леса еще…
– До горелого. Тропа там, но я с нее схожу чуть южнее… Лесок начинается хороший…
– И что – есть грибы? Я тут давно уже не ищу. Весь лес мертвый. За грибами за Коломино езжу.
– Да есть, есть. Целый пакет насобирал! – дедуля потряс пакетом.
– А что набрали? Если не секрет.
– Да какой секрет! Подосиновики. Одни подосиновики!
– Здорово! Хорошо, что есть грибы. А то одни вырубки кругом.
– Ой, и не говорите…
– Я ребенком был, мы с отцом на горелый лес ходили. Знаете? Ну, болото там, торфяник. Черные подосиновики сотнями носили. Отсюда километров семь будет.
– Да, знаю. Сейчас уж не хожу туда. У меня свое место. До берез и в сторону Шатуры.
Мы еще поговорили. Дед, похоже, в эту «сторону Шатуры» и до Коломино ходил (название деревни Коломино он произносил с ударением на последний слог). Я не удивлюсь, если и до самой Шатуры добирался:) Мы не совсем друг друга понимали – я оперировал точными названиями населенных пунктов, рек, озер. Он же ориентировался в основном по своим приметам – деревьям, пням, развилкам. Но некоторые места я узнавал. Выходило, что дедуля прекрасно знал ту местность, куда я только в это лето стал ездить на велике, и даже более отдаленные локации. Знал он и про полигон ЦСН ФСБ и о том, что находится дальше. К слову сказать, сам я об этом знаю пока лишь понаслышке. Но у меня-то есть все существующие карты, Викимапия и еще куча источников, а он это собственными ногами исходил.
Его вопросы о дороге на станцию вызывали стойкое недоумение. Как это – выйду ли этой дорогой? Он оттуда только и мог придти. Да и про тропку от лесничества сам мне сказал. Где находится само лесничество, я узнал только в конце нашего пути. Но я его направил к улице имени этого самого лесничества (оно там, как выяснилось, и располагалось). Напрашивались лишь две версии. Либо дедуля в сумерках не разглядел какие-то свои приметы и не представлял, где находится. Но ручей с жердочками – как такое-то не узнать? Дед вовсе не в маразме, мне самому бы столь ясную голову иметь. Либо же…
– Знаете… Как к вам обращаться?
– Владимир.
– А по отчеству?
– Владимир Яковлевич.
– А я – Сергей.
– Ну, очень приятно…
– Хотите, подождете меня тут минут пять, потом вместе до станции прогуляемся?
– Ой, это так хорошо было бы! Боюсь, ничего не увижу – ни просеки, ни тропы…
– У меня тут велосипед спрятан, достану его и пойдем.
Уже хорошо так стемнело, я повел Владимира Яковлевича к просвету большой высоковольтки, но сам тут же вляпался в первую же лужу. Кое как обойдя грязищу, я успокоил его – больше луж быть не должно. Вывел к высоковольтке (он еще обрадовался, что на открытом пространстве пока может что-то разобрать), а сам нырнул в лес за великом.
Пока я стряхивал ветки, ковырялся с замком, складывал плащ-палатку, дедушка меня несколько раз окликал – не ушел ли я, не оставил ли его одного. Успокоив его, я выволок, наконец, велосипед, мы перешли высоковольтку (дедуля довольно грамотно вычислил по изоляторам, сколько киловольт по ней передавалось) и нырнули в просеку.
Нырнули – потому что просека напрочь заросла. Как сняли провода, так за ней никто толком и не следил. Задрав голову, можно было увидеть коридор из более высоких старых деревьев, но внизу бывшая просека не сильно отличалась от окружающего леса.
Контраст с открытым пространством мощной высоковольтки был разителен. Как будто ступаешь со света в кромешную темень. Владимир Яковлевич опять заколебался:
– Но вы точно меня не оставите, проводите?
– Точно, точно, не переживайте.
– Я прямо не знаю, что и делать, окажись один. Пошел бы, наверное, вот туда, где машины ездят.
Дорога пересекала высоковольтку километрах в двух-трех западнее. Там то и дело сверкали искорки фар.
– Это напротив самого первого карьера. Ну, от кирпичного завода. Метров за триста до шоссе сохранилась еще насыпь от старой узкоколейки…
– А, это где конеферма?
– Ну, да. Сейчас у шоссе еще два вырыли, один только-только разрабатывать закончили.
– Я к нему за глиной хожу. Знаете, такая голубая глина. Со стороны леса отвалы, даже копать не надо. От артрита отлично помогает. Обмажешь локоть на ночь, с утра, как новый… Да… Наверное, к шоссе и пошел бы…
– Далековато. И вряд ли вы так просто туда дойдете сейчас. После дождей все развезло, ближе к дороге настоящее болото. Там колеи реально по пояс. Не волнуйтесь, полчаса по хорошей тропе – и будем на станции.
– Как вы тропу-то видите?
– Ну, вижу. Опыт. С детства ночами шляюсь.
Владимир Яковлевич все никак не мог уразуметь – что можно делать в лесу ночью:) Я постарался ему объяснить, не вдаваясь в свою ночную философию. Рассказал, что гуляю и днем, просто часто возвращаюсь затемно. Сказал про зверье, к которому проявляю интерес. Он очень заинтересовался фотоловушкой. И навигатором еще. Я показал навигатор, когда он спросил, как я ориентируюсь и не боюсь ли заблудиться. В мои уверения, что навигатор – это чисто страховка, а по-хорошему я и без навигатора лес наизусть знаю, он так и не поверил. Не понимал, как можно видеть в темноте.
Я попробовал его научить. Смотрите, говорю, краем глаза и ни в коем случае не всматривайтесь. Без толку. Не вижу ничего, у меня катаракта, и вообще я впервые так поздно в лесу оказался. Мол, если бы меня не встретил, залез бы на дерево и переночевал до рассвета. А зачем на дерево? Ну, зверье всякое, мало ли.
Поболтали о зверях. Говорит, как-то на семейку кабанов напоролся. Папа, мама и поросята. Не тронули, но страху натерпелся. Я тоже рассказал о своих встречах, рассказал, кто у нас водится, как с ними надо себя вести, что нельзя делать – словом, все, что знал. Про лосиный гон, про то, как кабан атакует, про сов, про огромных птиц…
Дедуля слушал меня, как ребенок. Он был то ли по-детски наивен, простоват, то ли очень чист и светел душою. Я не ошибся, Владимир Яковлевич видимо действительно хотел попросить, чтобы его проводили, но очень стеснялся. Он не капризничал, не ныл. Сколько я ни предлагал ему отдохнуть, говорил, что не устал, что он старый солдат и готов шагать и шагать. Только не очень быстро – мол, вы уж идите потише.
– А у вас ноги никогда не сводило? Не знаете, что делать, когда сводит? Я, бывает, и щиплю, и иголкой колю – как-то не очень действует.
– Увы. У меня (тьфу-тьфу-тьфу!) ни разу такого не было.
– В молодости и у меня не было. А после восьмидесяти началось. Сейчас иногда так схватит…
Я удивился. Восьмидесяти лет я бы ему ни за что не дал. Я даже подумал, что он моложе, чем показалось вначале – неказистая одежда его явно старила. А по факту выяснилось, что ему далеко за восемьдесят – восемьдесят пять, восемьдесят шесть, может. Силен дедок, однако!
– Владимир Яковлевич! Если бы у меня в восемьдесят с лишним лет из всех болячек был бы только артрит и судороги – я считал бы себя самым здоровым человеком на свете!
Дедуля оживился. И сразу рассказал мне про соседа, которому сильно за девяносто. Тоже ходит за грибами, далеко.
Но он совершенно точно устал. Когда просека делала зигзаг, я объяснил, что лучше пройти эти лишние двести метров. Там отличная тропа, я по ней даже на велосипеде езжу. Позавчера по ней ходил, словом, ручаюсь. А если напрямик пойти – не помню, что там. Возможно, дорога непроходима. Во всяком случае, я ей по каким-то причинам не пользуюсь. Нет, говорит. Давайте на юг, так короче. Тропка до лесничества, я по ней хожу.
Интуиция мне подсказывала – лучше туда не лезть. Но я не хотел огорчать дедушку, кроме того, не помнил наверняка. Может там и была тропка, не знаю. Наверное, была, если он говорит. Но мне она неизвестна. На велике я там не проезжал, а искать в темноте неизвестную тропу даже с ПНВ – занятие бесполезное.
Когда-то там проходила обычная грунтовка на две колеи. Даже с канавами по обочинам. Вот по ней я и пошел. Во всяком случае, дорога ощущалась под ногами, и даже коридор из деревьев сверху просматривался.
Сначала было нормально. Потом дорогу перегородило упавшее дерево. Дальше еще. И еще. Я оценил по навигатору пройденное расстояние – треть мы прошли. Может и ничего? Пошли дальше. А дальше начались завалы. Постепенно. По два ствола, по три, по четыре. Стемнело окончательно. Теперь и мне стало трудно ориентироваться, но я пока еще держал дорогу. Владимир Яковлевич вообще ничего не видел и ориентировался лишь на мой голос и свою палку. Он начал нервничать – не бросил ли я его, и не остался ли он один в темноте. Я постоянно повторял, что не оставлю его, и мы вместе обязательно дойдем до станции.
Наконец, когда мой велик конкретно застрял между деревьями, я решил, что хватит ломать комедию, и достал из рюкзака ПНВ. Владимир Яковлевич не высказал на этот счет ни малейшего удивления. Ему даже стало легче – он шел на «красный глаз» подсветки, когда я оборачивался и ждал его.
Залезли мы по полной программе. Даже днем через такой бурелом тяжело пробираться. А уж ночью с тяжеленным великом и ничего не видящим дедулей – это полная, кромешная жесть. По навигатору мы прошли чуть больше половины расстояния до газовой станции. Возвращаться уже смысла не было, главное – не сбиться с пути. От газовой станции будет гарантированно чистая дорога, не так уж много до нее и осталось.
А потом я потерял тропу. То ли придорожные канавы кончились, то ли многочисленные выворотни смылили картину… Я больше не видел коридора просеки над головой. А под ногами ощущал обычную лесную подстилку.
Мы были, где надо – навигатор показывал положение точно на просеке. Но точность навигатора около трех метров, иногда он может дать и большую погрешность. Этого недостаточно, чтобы найти дорогу «по приборам». А глазами и ногами я ее не видел. Можно было, конечно, тупо переть по направлению. Вышли бы, не вопрос. Я так неоднократно делал. Но было жалко дедулю. Завалы пошли сплошные, многоярусные. Надо было найти потерянную дорогу.
Я сказал Владимиру Яковлевичу, чтобы он стоял на месте, а сам пошел на разведку. Он опять испугался, что я его брошу, окликал меня. Успокоив дедушку и оставив ему велосипед на хранение, я взял два азимута, прошел между ними змейкой и буквально через пару минут вышел на широкую, натоптанную тропу. Выволок на нее велик и вернулся за дедулей.
Ему надо было перейти две глубокие канавы и еще огромную ямину. Как он ни противился, я взял его за руку и осторожно вывел на дорогу. Дальше стало легче. Я спокойно вез велик, а Владимир Яковлевич шел за мной следом. Я достал телефон, открыл какое-то приложение, не выключающее экран, и дедушка шел на свет телефона, который я держал в районе седла.
Так мы вышли к карьерам. Увидев огни сотовой вышки на лесопилке и иллюминацию кирпичного завода чуть дальше, Владимир Яковлевич оставил свои страхи. Он заметно оживился, сказал, что от кирпичного до станции рукой подать, и скоро он будет дома. Налью, говорит, полную ванну воды…
Я уж не стал ему говорить, что тропа, на которую мы вышли, оказалась не та, и увела нас к самому дальнему карьеру. Я настолько был уверен, что нашел потерянную дорогу, что не удосужился проверить по навигатору. И теперь мы возвращались вдоль берега к газовой станции. У следующего карьера был перешеек посередине – можно было пройти, но после дождей там все размесило.
Владимир Яковлевич сразу его опознал:
– О! Смотрите! Тут можно на кирпичный выйти!
– Можно-то оно можно. Видите, какие лужи? Там сейчас по колено глиной перемажемся. Давайте пойдем, как планировали. Уже срезали через бурелом, хватит. Пошли бы, как я предложил, давно бы уже дома были.
Лужи действительно здорово блестели, отражая огни завода. Я бы там прошел без вопросов, но дедуля, чего доброго, поскользнется и шлепнется в самую грязь. Да и выигрыша никакого не было – что так обходить, что эдак. Впрочем, он не стал больше настаивать:
– Ну, пойдемте через лесничество, вам виднее.
Мы потихоньку обходили карьер. На тропе тоже попадались лужи. Хоть я их тщательно обходил, но Владимир Яковлевич то и дело с плеском ступал в лужи ногами. Сообразив, что он ориентируется по велосипеду, который я вез справа от себя, держа на седле телефон, я сказал ему держаться левее. Впрочем, особого смысла это уже не имело – он давно уже промочил ноги. Да и я тоже.
В окулярах ПНВ мир совсем не такой, как в реальности. Как ни вглядывайся, как ни свети подсветкой – далеко не все препятствия успеваешь вовремя распознать. Если нет прямого отражения от поверхности воды, или в луже плавают листья – просмотришь и лужу. Прибор не превращает ночь в день, он дает картинку темных сумерек, которой добавили яркости. Чуть расслабишься, потеряешь концентрацию – добро пожаловать в лужу.
Когда я в очередной раз вляпался обеими ногами и остановил дедулю, он поинтересовался:
– А что же, вы в свой прибор не все видите?
Я начал было объяснять, потом отцепил прибор от маунта и протянул деду:
– Посмотрите сами, так быстрее поймете.
Владимир Яковлевич пришел в полный восторг:
– Как все четко и далеко видно! Каждый листик!
– Ну, а лужи как?
– Н-да, ну вот тут вроде лужа…
– А здесь?
– А здесь не разберешь.
– Вот так оно и работает. Виден каждый лист, но не видно леса. А у меня не самый простой прибор.
Наконец, карьер закончился, и мы вышли на долгожданную дорогу. Справа вдалеке гудела лесопилка, а впереди послышалось фырчание газовой станции. Когда мы с ней поравнялись, впереди, в просвете дороги, замерцали огни поселка. Самый первый дом с нашей стороны и был лесничеством.
Продолжая болтать, прошли по пустой темной улице и вышли к переезду. Сразу за ним начиналась платформа.
– Ну, мне через платформу. Пять минут и дома. Спасибо вам, что проводили.
– Давайте я вас до дома провожу. Устали же, мало ли.
– Да нет, спасибо, я сам. Я рядом тут живу, в доме где «Дикси». Дойду, не волнуйтесь.
Владимир Яковлевич то ли опять стеснялся, то ли по каким-то причинам не хотел, чтобы я довел его до подъезда. Я не стал настаивать. Попрощались. Дедуля еще раз поблагодарил, пожелал здоровья. Вам, говорю, здоровья и чтобы соседа пережили!
Через двадцать минут я был дома. Усталый, но довольный – все-таки прогулка получилась отличная. И деда проводил.
Вот только… попить я ему не дал. Он спросил прямо перед буреломом – нету ли немного водички. У меня в гидраторе осталось с треть литра чая, стал соображать, как бы деда напоить. Как-то побрезговал дать сосок незнакомому человеку, а потом сразу пошли завалы. Сразу все из головы вылетело, а он больше не спрашивал.
Так это со мной и останется – вызвался проводить, завел в бурелом, а пить не дал. И ничего уже не изменишь. Переживаю. Как будто мне этого чая было жалко. Я его так и не выпил, кстати. Если еще встретимся, обязательно извинюсь. Не по-людски получилось, стыдно.