Вышел в большой лес.

Основные разведки я сделал, болезнь отпустила окончательно, и я, наконец, отправился в полноценное путешествие в большой лес. Очень хотелось посмотреть, что с ним стало за эти годы, узнаю ли я свои старые тропки и ориентиры.

Маршрут наметил следующий – по разведанной полузаваленной дороге пройти между двух СНТ, пересечь высоковольтку, шоссе и выйти к нашему самому старому карьеру. Прямо за ним мы с отцом и заходили в лес, когда ходили далеко за грибами. Там был интересный ориентир – грунтовка, которая ныряла под сень деревьев с поляны, преграждалась символическими воротами, впрочем, всегда открытыми. На одном из столбов ворот (правом, если не ошибаюсь) висела металлическая табличка с надписью «Раменское охотхозяйство». Под надписью смутно различались очертания чего-то вроде герба или какого-то символа, но табличка была буквально изрешечена мелкой дробью и настолько заржавела, что ничего больше разобрать не представлялось возможным.

Конечно, практического значения ориентир для меня уже не имел – все нужные точки я забил в навигатор, но все же… Пройдя через воротца, я бы сразу узнал местность и вспомнил, как пройти «на канаву», к «трехлинейной» высоковольтке и еще в целую кучу разных мест. Даже на горелый торфяник, хотя туда мы обычно ходили другой дорогой.

Ворота еще тридцать лет назад держались лишь на честном слове, но мне бы хватило и ржавых столбов. И таблички – почему-то я был уверен, что табличка должна обязательно сохраниться.

Из дома я вышел ближе к четырем часам дня, полностью упакованный, с полным гидропаком чая, бутербродами и сменной одеждой. Меня совершенно не пугала перспектива быть застигнутым в лесу темнотой. От высоковольтки я уже возвращался по темени, а за ней до самого карьера никаких серьезных препятствий не было. Что сейчас твориться за карьером, я не знал. Раньше там был ручей, примерно по колено глубиной. Но за карьером я и не собирался гулять до темноты. Достаточно выйти к нему в сумерках и больше можно не волноваться. В самом крайнем случае я могу пройти через обжитые места с гавкающими псами.

Какое-то время я продирался через небольшой участок бурелома рядом с дачей, потом обходил завалы на заброшенной дороге. Но к высоковольтке вышел еще до пяти. Вот она, ведет куда-то к Фрязино, прямая, как коридор:

А вот и я в своем новеньком снаряжении и влагоотводящей нанобандане:

По пути к шоссе попадались хвойные посадки:

Их сменяли чисто лиственные участки:

И смешанные. В последних попадались завалы, хоть и нечасто:

Прежде чем идти к своим заветным воротцам, я решил обойти карьер с запада. Было любопытно – мы с отцом никогда раньше там не ходили. Кроме того, сейчас в карьер запустили рыбу и устроили платную рыбалку, на берегу построили конеферму, всякие кемпинги – мне не хотелось идти сквозь них. Наверняка полно собак, только их мне и не хватало для полного счастья.

Ну, и с отцом мы выходили сильно восточнее, практически прямо к воротцам. А сейчас я был с другой стороны карьера точно напротив. Так что было все равно, как идти – обходить, что так, что эдак.

Однако с запада обойти не получилось. Местность с западной стороны оказалась даже не болотистой, а затопленной. Ямы, канавы, прудики, озерца сливались в одну непреодолимую преграду. Какое-то время я еще пытался найти путь, но после нескольких неудачных попыток бросил эту затею. Места, между тем, были необыкновенно красивые:

Пришлось идти к карьеру. Вокруг него шла накатанная дорога, и я обошел водоем с северо-западной стороны – противоположной конеферме и другим постройкам.

Карьер здорово преобразился с момента, когда я его видел в последний раз. Его разделили на  две части – насыпали дамбу (или как это называется), и получилась узкая перемычка. Думаю, это как-то связано с разведением рыбы.

Как видите, уже в мае месяце в карьере кипит рыболовная жизнь. По перемычке ходят люди, что-то высматривают, кидают прикорм, закидывают удочки.

Я шел и совершенно не узнавал местность. Возможно, карьер даже не разделили, а расширили. Северный берег представлял собой высоченные отвалы шебня и грунта. А ведь раньше там был огромный луг.

Свернув в первую же прореху в этих отвалах, я увидел метров через тридцать открытого пространства знакомый вроде бы ручей. Знакомый, да незнакомый. Потому что за ним стояла стена деревьев, которой там по идее не должно было быть.

Заметив перекинутую через ручей палку (бревном ее назвать язык не поворачивался) и кусты рядом, решил перебраться. Такие препятствия надо переходить быстро, не задумываясь. Я же поставил ногу, стал ловить равновесие и примеряться, куда сделаю следующий шаг. Ну, и сделал… в ручей:)

Ладно. Вышел на дорогу, что шла вдоль линии деревьев. Вроде узнал, да, была такая дорога. А воротца и наш обычный вход в лес должны быть восточнее. И выше – ручей там протекает по бетонной трубе под землей.

Пошел на восток вдоль ручья. Вот вроде и возвышение. И дорога заворачивает в лес. Никаких ворот и таблички нет, да и лес начинался ближе к карьеру. Порубили деревья что ли? Да и вообще, что-то тут не так. Впереди обширный просвет…

С нехорошими предчувствиями потопал по дороге в лес. И вот что увидел:

На плакате написано – «очаг поражения короедом-типографом, сплошная санитарная вырубка». Вот тебе и воротца с табличкой! Вот тебе и дорога «на канаву»! Семнадцать с половиной гектар сплошной вырубки.

Если я правильно опознал дорогу, вырубка пришлась точно на наши с отцом любимые маршруты. Я так расстроился, что упал на бревно напротив плаката и сидел с полчаса, тупо уставившись на пни – все, что осталось от моих детских воспоминаний. Со стороны карьера по дороге прошел какой-то мужик, заметил меня метров с трех, вздрогнул от неожиданности. Сказал что-то, но я даже не отреагировал.

Вот так. Был лес, и нет леса. Никакой «канавы» я уже не найду. Ни «канавы», ни болотца, где росли огромные красные сыроежки, и мы с братцем сшибали их ногами… Не найду леска, где росли черные бархатные свинушки – в отличие от обычных, у них ножка до самых пластин покрыта черным бархатом. Они росли прямыми лентами, сросшись грибов по десять в ряд. Так их и срезали – одним целым. Больше нигде их не встречал. Не лес вырубили – вырезали кусок моего детства…

Про короеда я, конечно, слышал. Бурелом рядом с нашими дачами – его рук дело. Вернее, короед лишь следствие. Были холодные зимы, была сильная жара летом. От одних морозов многие деревья полопались и погибли. Хуже было другое. Из-за этих всех катаклизмов сосны перестали выделять смолу.

Если короед пытается жрать здоровое дерево, он быстро заливается смолой и дохнет, получая шанс обрести бессмертие в куске янтаря через несколько миллионов лет. А если смолы не хватает, он безнаказанно уничтожает кору. Сосна без коры – не жилец. В здоровом лесу смолу не выделяют лишь больные деревья. Мертвые, упавшие. И короед, по сути, выполняет очень важную работу по очистке леса от мусора.

А тут у него оказался полный лес больных деревьев. Вот он и оторвался по полной.

Только мне от осознания этого легче не стало. Наоборот.

Я попробовал пройти по дороге через вырубку. По направлению и характерному зигзагу в начале, это была именно та дорога, которой мы ходили. Только раньше дорога проходила через перелесок, где всегда росли лисички, а чуть дальше был здоровенный пень, а потом просека. Ориентиры встречались буквально на каждом шагу. Но их больше нет, а голая колея на открытом пространстве не говорит ничего.

Сохранился лишь небольшой островок нетронутого леса посреди вырубки. Я погулял по нему немного. Ничего не узнал, но заметил любопытные следы. Кто это? Лось? Кабан? Или беглая лошадь с конефермы?

Обойдя вырубку по кругу, вернулся по дороге к ручью. Ну, там где я не удержался и ступил в воду.

На этот раз я не стал колебаться и, не замедляя шаг, с ходу пробежал по жердочке. Понятное дело, перешел ручей без проблем.

Солнце заходило. На карьере уже вовсю рыбачили с лодки:

Я погулял еще около карьера, в сгущающихся сумерках двинулся в сторону дома. Последние километра три шел в полной темноте.